Гедер обнаружил, что улыбаться любезно легче, когда и не думаешь быть таковым. С улицы доносилось пение фурина, сотканное из случайной, идиотской перкуссии. Джори и его мать оставались абсолютно неподвижными. Гедер пальцами выбивал дробь по колену.

— Мне все известно, госпожа Маас, — сказал он. — Принц. Мятеж. Ванайская кампания. Женщина.

— Что за женщина? — выдохнула она.

У него не было никакого представления, что за женщина, но несомненно, что какая-то женщина где-то в чем-то замешена. Проехали.

— Расскажите мне о чем нибудь, — сказал он. — Выберите любую мелочь. Даже то, о чем кроме вас никто и представления не имеет, а я скажу вам, правда ли это.

— Фелдин ни в чем не замешен, — сказала она. Гедеру даже не нужно было смотреть на Басрахипа.

— Это неправда, госпожа Маас. Я знаю, вы напуганы, но я здесь для того, чтобы помочь и вам, и вашей семье. Мне это по силам. Но мне нужно знать, могу ли я вам доверять. Понимаете? Поведайте мне все как есть. Это все пустяки, так как я и без вас уже обо всем осведомлен. Расскажите мне, с чего все началось. И только.

— Это был посол из Астерилхолда, — сказала она. — Он пришел к Фелдину год назад.

Нет.

— Вы лжете, баронесса, — сказал Гедер очень мягко. — Попробуйте еще раз.

Фелия Маас вздрогнула. Она казалась сделанной из сахарной ваты, слишком нежной, чтобы удерживать собственный вес. Она открыла рот, закрыла, сглотнула.

— Был человек. Он хотел войти в совет фермеров.

Да.

— Да. Я знаю о ком вы. Можете назвать его имя?

— Актер Аннинбау.

Нет.

— Это не его имя. Можете сказать, как его зовут?

— Эллис Ньюпорт.

Нет.

— Я могу помочь вам, баронесса. Возможно, в Кэмниполе я единственный, кто может. Назовите его имя.

Ее безжизненный взгляд встретился с его.

— Торсен. Торсен Эстилмонт.

Да.

— Ну вот, — сказал Гедер. — Это ведь было не трудно, не так ли? Теперь вы видите, что ни у вас, ни у вашего мужа от меня нет никаких секретов?

Женщина кивнула. Подбородок ее задрожал, щеки вспыхнули, а миг спустя она уже рыдала как ребенок. Мать Джори кинулась к ней, обняла. Гедер сел, наблюдая за сценой. Сердце его билось сильно, но поза была свободной и расслабленной. Когда он кинул Алана Клина с казной Ванаи, он чувствовал возбуждение. Когда он пришел к решению сжечь Ванаи, он чувствовал праведный гнев. Возможно, даже, удовлетворение. Но он не был уверен, что хоть раз в жизни, вплоть до сего момента, чувства его были столь интенсивны.

Он встал и подошел к Джори. Глаза того были широко раскрыты. Он почти отказывался верить происходящему. Гедер развел руками. Вот видишь?

— Как это тебе удалось? — прошептал Джори. — Как ты узнал? — В его голосе слышалось благоговение.

Басрахип находился менее, чем в трех шагах. Его бычья голова все еще была склоненной. Толстые пальцы переплетены, руки сложены. Рыдание Фелии Маас было как штормовое море, а мягкий шепот утешения госпожи Каллиам, едва ли был тем маслом, что могло упокоить бурные воды. Гедер наклонился, едва не касаясь губами уха великана.

— Клянусь, я построю все храмы, какие только пожелаешь.

Басрахип улыбнулся.

Клара

С одной стороны, они серьезно ошиблись в оценке того, кем и чем был Гедер Паллиако. Но, с другой стороны, он с ними. По крайней мере пока.

И, несмотря на это, сердце Клары разрывалось от сочувствия Фелии.

Спальня погрузилась в полумрак, дневной свет скрылся за тяжелыми занавесями. Фелия лежала на спине, соленые следы высохших слез оставались в уголках ее глаз. Клара сидела рядом, поглаживая ее плечи и руки, как это делал бы врач для человека, получившего удар в голову или огорошенного неожиданным известием. Когда Фелия заговорила, ее паника прошла. Уже не оставалось возможности притворяться, что все закончится хорошо, и Клара услышала в голосе женщины облегчение от потери этой надежды.

— Он правда не даст причинить вред Фелдину? — спросила Фелия. — Если я отдам ему письма, проследит ли Паллиако за тем, чтоб Симеон его не убил?

— Именно это он пообещал, — сказала Клара.

— Ты веришь ему?

— Я едва знаю его, дорогая.

Снова воцарилось молчание.

— Если король уже все-равно все знает, — сказала Фелия, — Если он только хочет выяснить, кто из придворных Астерихолда замешан… Я хочу сказать, что при том, что Паллиако знал все эти вещи, Астеру никогда не угрожала настоящая опасность. Никогда.

— Это одна из возможных точек зрения.

Добрый час Гедер Паллиако уговаривал Фелию признаться во всем. В том, что Фелдин принимал участие в военном бунте, поддерживал связи с Астерихолдом, состоял в альянсе с группой борцов за фермерский совет. Любой пункт из этого списка мог быть расценен как предательство. Вместе же, по мнению Клары, они не оставляли надежды на милосердие. О чем Фелии сейчас знать было не обязательно.

— Как все могло настолько выйти из под контроля? — произнесла Фелия в темноту. Она вздохнула. Это был короткий тяжелый вздох.

— Скажите ему, я согласна. Я отведу его в личные покои Фелдина. У меня есть ключ, но они охраняются. И пускай он поклянется, что это будет только изгнание!

— Хорошо.

Фелия схватила Клару за руку, вцепившись так, будто рука эта была единственным, что удерживало ее от падения в бездну.

— Ты же не оставишь меня одну, правда? Ты пойдешь со мной?

Клара ничего не хотела бы избежать так сильно, как этого. Глаза Фелии блестели в сумерках комнаты.

— Конечно, дорогая, — сказала она. — Конечно, я пойду с тобой.

В курительной комнате Клара нашла мужчин, ожидавших с нетерпением настолько сильным, что она почувствовала себя акушеркой, принесшей новость о рождении ребенка. Доусон прекратил расхаживать по комнате, когда она вошла. Гедер и Джори подняли глаза от карточной игры, в которую они играли, впрочем, без особого внимания. Только тихий священник не казался встревоженным, так что она посчитала умиротворенность частью его работы. Даже Винсент Кое был тут, погруженный в тени, как это часто бывало. Спертый горячий воздух затруднял каждый вдох.

— Она согласна провести лорда Паллиако к письмам, — сказала Клара, — но только лишь если он поклянется, что Симеон не казнит Фелдина, и если я пойду с ней, когда они отправятся туда.

— Ни в коем случае, — сказал Доусон.

— Она потеряет решимость, дорогой, — сказала Клара. — Ты же знаешь, какая она. Я возьму Винсена, и с нами все будет в порядке. Вчетвером…

— Впятером, — сказал Гедер. — с Басрахипом.

— Я тоже иду, — сказал Джори.

— Нет, не идешь, милый, — сказала Клара. — Фелдин допускает меня только потому, что я женщина, и он считает меня очаровательной и безвредной. Винсент — слуга. Лорд Паллиако и…

— Басрахип, — подсказал священник.

— Да, вот. Фелия занималась у нас вышиванием, захотела показать мне несколько образцов, и мы с ней идем к ней домой. По пути мы встречаем лорда Паллиако с другом, и Фелия приглашает их с нами, чтоб послушать истории о его летнем путешествии. Безупречно невинно.

— Я не понимаю, почему не могу принять в этом участие, — сказал Джори. — Или Баррияс.

— Потому, что ты — сын своего отца. А я — всего лишь его жена. Тебе предстоит узнать многое о месте, отведенном женщинам. Итак, я предлагаю сделать это, пока Фелия не передумала, бедняжка.

По пути к экипажу Клара ощутила гордость за Фелию. За то, как она держалась. За вежливый кивок, которым она одарила Доусона, когда они выходили. Осеннее солнце было уже низко над горизонтом, и его отблески, казалось, танцевали по крышам, пока возница прокладывал дорогу по улицам. Город казался чище обычного, шум колес и голосов отчетливей и каким-то непривычно настоящим. Каменные стены зданий, мимо которых они проезжали, были богато украшены. Они проехали мимо молодого тралгу, который толкал тележку с виноградом, и Кларе показалось, что она может легко сосчитать каждую виноградинку. Ей казалось, она проснулась дважды, не засыпая. Похоже, так чувствуют себя солдаты утром перед битвой, подумалось ей.