— Твой жених пытался меня купить, — сказал Маркус.
Ситрин остановилась, на миг, равный удару сердца, он заметил огорчение в ее глазах, а затем снова надела маску. Стала ни девушкой, ни женщиной-в-расцвете, а слепленной мастером Китом фальшивой подделкой. Той Ситрин, которую Маркус любил менее всего.
— Конечно же, он это сделал, — сказала она. — Я и не ждала меньшего. Капитан, я могу не вернуться домой ночью. Если к утру меня не будет, не тревожьтесь. Пришлю весточку.
С таким же успехом она могла огреть его по голове кирпичом. "Он враг тебе и я запрещаю тебе спать с этим человеком и пожалуйста не трахайся". Но все, что он мог сделать, это только кивнуть. Ситрин должно быть заметила что-то в его глазах, потому что положила ладонь ему на руку, и легонько сжала, перед тем, как войти.
Маркус возвращался по улице домой, потом остановился, повернул, и вместо него направился к порту. Солнце, лениво сползло за горизонт, коснувшись его правой щеки, словно ладонью. Рядом с портом уличный поток был плотнее. Кто-то уже начал развешивать гирлянды флажков, охапками свисали они с окон и деревьев, свободные концы болтались на ветру словно щупальца медузы. Уличные кукловоды поделили углы и площади города, не уходя со своих мест, даже когда не давали представления. До прихода судов из Наринисла оставались, возможно, еще недели, но к празднику уже было все готово.
Сам порт пах смесью соли и рыбьих кишок. Маркус прокладывал дорогу мимо моряков и грузчиков, нищих и стражников, к широкой площади, сразу за последним доком. Внимание привлекали две таверны и бани по краям, яркие транспаранты, и скучающего вида женщины в чересчур скудных одеждах. На дальнем конце, очарованная толпа сгрудилась вокруг театральной повозки. Мастер Кит был одет в ниспадающее одеяние в алых и золотых тонах, и сделанную из проволоки корону. Он держал на руках неподвижное тело Сандра, и тонкий ручеек окрашенной красным воды стекал у парня по боку.
— Как? Как мог я допустить такое! О Эррисон, о Эррисон мой сын! Единственный мой сын! — взывал мастер Кит, голос его ломался так тщательно, что все слова оставались разборчивыми и, после, плавно продолжил в стихах — Клянусь, мой сын, внемли же моему призыву! Драконьей кровью, Господа хребтом, Алисора проклятый дом падет!
Кит замер, и через минуту раздались аплодисменты. Маркус полез через толпу вперед, когда Кэри и Смит вышли на сцену, Смит в бутафорских стальных латах из войлока и жести, а Кэри в облегающем черном платье, явно сшитом на Опал. Маркус до конца досмотрел длинный заключительный акт, в котором давняя вражда благородных домов вылилась сперва в убийство виновных, потом невиновных, матери убивали своих дочерей, отцы погибали от ядов, которые они готовили своим сыновьям, пока в конце весь мир не рухнул, и рыдающий мастер Кит не остался в одиночестве, окруженный лежащими у его ног актерами. К тому времени, как вся компания поднялась, чтобы раздать поклоны, и собрать летящие на сцену монеты, мысли Маркуса почти пришли в порядок.
Когда актеры покинули сцену, Маркус прошел за задник. Мастер Кит уже переоделся в более привычную одежду, и облокотившись о дамбу, вытирал лицо тонкой салфеткой. Когда он увидел Маркуса, то улыбнулся.
— Капитан! Рад вас видеть. Ну как вам представление?
— Убедительно, — сказал он.
— Рад слышать такое. Шершень! Следи за линией. Нет, за той, на которой стоишь!
Шершень танцевал в стороне, и мастер Кит покачал головой.
— Иногда я удивляюсь, как он ногу не ломает, вылезая из постели, — сказал Кит.
— Кэри играет все лучше.
— Думаю, она пообвыклась. Ожидаю, что к концу сезона у нее будут все старые роли Опал. И тем не менее, я все еще надеюсь найти девушку на замену Кэри. Я могу нарядить Смита в вычурное платье, и заставить говорить тоненьким голоском, но, боюсь, это придаст трагическим сценам несколько комический оттенок.
— И как успехи?
— Так себе, — сказал мастер Кит. — Я разговаривал с кучей девушек, которые могли бы подойти. У одной из них талант, но она врушка. Я считаю, что быть хорошим товарищем в дороге важнее, чем быть хорошим актером на сцене. Театральное мастерство это та штука, которой, как я полагаю, я смогу обучить. Быть порядочным, как мне кажется, гораздо сложнее.
Маркус сел спиной к стене. На западе, солнце уже скатилось за крыши, но облака над головой все еще сияли золотым и оранжевым. Кит последний раз провел по глазам, и засунул тряпку за пояс.
— Сразу за стеной есть таверна, — сказал он. — Чтобы нас бесплатно приютили, каждый вечер мы играем там одну из комедий. Мы как раз идем туда, если хочешь, присоединяйся.
— Подумаю.
Мастер Кит сложил на груди руки. В его глазах отразилось беспокойство.
— Капитан? С банком все в порядке, надеюсь? Я слышал, что наша девочка отлично справляется.
— Люди продолжают нести ей деньги, — ответил Маркус.
— Это ведь то, на что мы и надеялись, разве не так?
— Так.
— Что еще?
Маркус покосился в сторону бани. Два куртадамца орали друг на друга, тыкая руками в сторону здания, слова так и били из них фонтаном. Долговязая девушка-тралгу прогуливалась рядом, наблюдая за ними.
— Мне нужна поддержка, — сказал Маркус.
— Что ты имеешь в виду?
— Я хочу, чтобы ты мне снова сказал, чтобы я не сомневался в ней. И чтобы я не пытался обложить ватой все острые углы на ее пути.
— Ого! — сказал мастер Кит.
— Она играет по более высоким ставкам, чем сама осознает, — сказал Маркус, — и против людей, которые десятилетиями оттачивали мастерство. И…
— И?
Маркус провел пятерней по волосам.
— Она вляпалась. У нее нет ни малейшего представления, чем ей это грозит. Когда все выйдет из-под ее… Я хочу остановить это сейчас. Пока она не пострадала.
— Если я правильно понял, ты хочешь ее защитить.
— Не хочу, — сказал Маркус. И мгновение спустя, — Хочу. И у меня бедный опыт охраны женщин. Поэтому я хочу, чтобы ты рассказал мне, чего я не должен пытаться делать.
— А почему ты не обратился к Ярдему? Я думаю, он знает тебя лучше, чем я.
— Я знаю, что он скажет. Я даже знаю, каким тоном он это скажет. Нет смысла притворяться.
— Но ты полагаешь, что поверишь мне?
— Ты можешь убеждать.
Мастер Кит усмехнулся и присел на корточки рядом с ним. Кэри крикнула, и актеры принялись тянуть вверх сцену на петлях, доски из половиц превращались в борта высокой повозки. Сандр пошел запрягать мулов. Соленый ветер стих на мгновение, потом переменил направление, освежив прохладой щеку Маркуса. Облака посерели, больше не освещенные солнцем. Скоро таверны, бордели и баня вывесят разноцветные фонарики, пытаясь завлечь деньги и клиентов, доступным им способом. Стражники останутся на улице. И Ситрин. Маркус пытался не думать о том, чем займется Ситрин.
— Не торопясь, он все изложил актеру. Бизнес-планы Ситрин, ее честолюбивые замыслы по поводу банка и флота охраны, ее любовную связь с конкурентом ясуру-полукровкой. Мастер Кит внимательно слушал, а когда поток слов иссяк, поджал губы, и посмотрел в темнеющее небо.
— То, что я скажу тебе, капитан, правда. Я верю, что у Ситрин есть все необходимое, в том числе и талант, для этой работы. Если она будет держать ухо востро, воспользуется здравым смыслом, плюс чуть-чуть везения, у нее все получится.
— Было бы прекрасно. И как ты думаешь, получится?
Мастер Кит замолчал на четыре долгих вздоха. Когда он заговорил, голос его был печальным.
— Скорее всего, нет.
Ситрин
Ситрин лежала в темноте. Рядом с ней лежал Квахуар, медленное, глубокое его дыхание было еле различимым из-за пения сверчков за окном. Постель, в которой она утонула, была нежнее меха, и все еще влажной от пота.
Она полагала, что в первый раз должно быть больно, но боли не было. Она задумалась о том, сколько другого, что она слышала о сексе было неправдой. Если бы ее растила мать, возможно, был бы кто-то, у кого можно было спросить. Тем не менее, для кое-кого, кто совершенно не представлял, что делает, эксперимент, кажется, прошел удачно. Квахуар нализался достаточно, чтобы отбросить всякую осторожность, и она последовала его примеру. Несколько поцелуев, немного ласки, затем он задрал ее платье, опрокинул на кровать, и ей там мало что оставалось делать самой. Сам процесс пихания и хрюканья был однообразным и забавным, но она обнаружила, что думает о нем с большей теплотою, после того, как все закончилось. Возможно, что такой вид общения как секс, должен строиться на сочетании стремлений доставить другому удовольствие и одновременно унизить.